Сентябрь 1815
Вордсворту
Перевод А. Голембы
[383]
Поэт Природы, горестны и сладки
Твои воспоминанья о былом:
О детстве, о любовной лихорадке,
О младости, что стала горьким сном!
Я грусть твою в своей душе найду,
Боль, ставшую томленьем беспробудным:
В тебе я видел яркую звезду
В полночный шторм над обреченным судном.
Ведь ты неколебимо, как утес,
Стоял, презрев слепой людской хаос,
Ты бедности был верен благородной,
Смог Истину и Вольность восхвалить…
Но что с тобой теперь, Поэт Природный?
Чем быть таким — честней совсем не быть!
1815
Чувства республиканца
при падении Бонапарта
Перевод А. Голембы
[384]
Поверженный тиран! Мне было больно
Прозреть в тебе жалчайшего раба,
Когда тебе позволила судьба
Плясать над гробом Вольности… Довольно!
Ты мог бескровно утвердить свой трон,
Но предпочел резню в пышнейшем стиле;
Ты памяти своей нанес урон,
К забвению тебя приговорили!
Насилье, Сладострастие и Страх —
Твоих кошмаров пагубный народец.
Ты шествуешь в забвенье, Полководец!
С тобой простерлась Франция во прах.
Но у Добра есть худший враг — химеры
Повиновенья, ослепленность веры!
1816
Закат
Перевод В. Рогова
[385]
Жил юноша, в чьем хрупком существе,
Как свет и ветер в облачке прозрачном,
Что тает в синеве палящей полдня,
Боролись смерть и гений. Не понять,
Каким восторгом легкое дыханье,
Как летний ветерок, вдруг прерывалось,
Когда с любимой, первый раз познавшей
Раскованность слияния двух жизней,
Он шел тропинкой узкой полевой,
С востока осененной древним бором,
А с запада открытой небесам.
Уж солнце закатилось, повисали
На пепле туч, на дремлющих цветах,
У одуванчиков на бороде
И на траве полоски золотые
И, с сумерками смешиваясь, пали
На чащу темную — а на востоке
Широкая, горящая луна
Всходила плавно меж стволов черневших,
И звезды, чуть мерцая, высыпали.
«Не странно ль, Изабелла, — он спросил, —
Что солнца я не видел никогда?
Мы завтра здесь его посмотрим вместе».
Слились той ночью юноша с подругой
В любви и сне — когда ж настало утро,
Она увидела: он мертв и хладен.
Не верьте, будто бог из милосердья
Нанес удар. Не умерла она,
Не обезумела, а год за годом
Жила — но, право, кротость, и терпенье,
И грустные улыбки, и уход
За престарелым, немощным отцом
Ей были разновидностью безумья,
Когда безумье — быть не тем, что все.
Ее увидеть значило прочесть
Рассказ, сплетенный хитроумным бардом,
Чтоб жесткие, застывшие сердца
Оттаяли в несущей мудрость скорби:
Потоком слез ресницы смыло ей,
Ее ланиты и уста белели,
Как мертвые, а руки в синих жилах,
Иссохшие, пронизывал легко
Свет алый дня. Сама себе могила,
Где обитает огорченный призрак —
Вот что осталось от тебя, дитя!
«Наследник большего, чем даст земля —
Безмолвья и бесстрастного покоя —
Ах, есть ли у могил не сон, хоть отдых,
И вправду ль мертвые не знают жалоб
Иль живы, погрузясь на дно Любви,
О, если б, как тебе, узнать мне — Мир!»
Таков был стон единственный ее.
1816
Гимн интеллектуальной красоте
Перевод В. Рогова
[386]
Незримого Начала тень, грозна,
Сквозь мир плывет, внушая трепет нам,
И нет препон изменчивым крылам —
Так ветра дрожь среди цветов видна;
Как свет, что льет на лес в отрогах гор луна,
Ее неверный взор проник
В любое сердце, в каждый лик,
Как сумрак и покой по вечерам,
Как тучки в звездной вышине,
Как память песни в тишине,
Как все, что в красоте своей
Таинственностью нам еще милей.
Куда ты скрылся, Гений Красоты,
Свой чистый свет способный принести
Телам и душам в их земном пути?
Зачем, исчезнув, оставляешь ты
Юдоль скорбей и слез добычей пустоты?
Зачем не может солнце век
Ткать радуги над гладью рек?
Зачем все сущее должно пройти,
А жизнь и смерть, мечта и страх
Мрак порождает в наших днях?
Зачем исполнен род людской
Любовью, гневом, грезами, тоской?
Вовек из горных сфер на то ответ
Провидец и поэт не получил,
Затем-то Демон, Дух и Хор Светил —
Слова, что обличают много лет
Бессилие умов, и чар всесильных нет,
Способных с глаз и духа снять
Сомненья вечную печать,
Твой свет лишь, как туман, что горы скрыл,
Иль звуки, что, звеня струной,
Рождает ветерок ночной,
Или ручей, луной зажжен,
Привносит правду в наш тяжелый сон.
Любви, Надежд, Величья ореол,
Подобно облаку, растает вмиг;
Да, человек бессмертья бы достиг
И высшее могущество обрел,
Когда б в его душе воздвигнул ты престол,
Предвестник чувств, что оживят
Изменчивый влюбленный взгляд,
О жизнетворный разума родник,
Меня целишь ты, — так в ночи
Виднее слабые лучи!
Останься, чтоб могильный прах
Не стал мне явью, словно жизнь и страх.
Блуждал я в детстве по ночным лесам,
В пещеры шел, среди руин бродил,
Мечтая вызвать мертвых из могил,
Вопрос о высшем обратить к теням.
Взывал я к пагубным для юных именам,
И все ж ответа не слыхал.
Но я однажды размышлял
О бытии, а ветер приносил
Предвестья радостные мне
О певчих птицах, о весне —
И мне предстала тень твоя,
И с воплем руки сжал в экстазе я!
Тебе я был пожертвовать готов
Все силы — и нарушен ли обет?
Дрожа, рыдая, через много лет
Зову я тени тысячи часов
Из сумрака могил, — любви и мысли кров
Их привечал, они со мной
Перемогали мрак ночной;
Чело мне озарял отрады свет
Лишь с думой, что от тяжких пут
Твои усилья мир спасут
И, грозный, то несешь ты нам,
Чего не выразить моим словам.
Свет пополудни безмятежно строг,
И осени гармония дана:
В те дни лучами твердь озарена,
Каких не знает летний солнцепек,
Каких представить он вовеки бы не мог!
О Дух, о юности оплот,
Да будет от твоих щедрот
Покоем жизнь моя теперь полна;
Внуши тому, кто чтит тебя
И все, вместившее тебя,
Дух светлый, чарою твоей
Себя бояться и любить людей.
вернуться
383
Вордсворту. — Опубликовано в 1816 году там же. Вызвано чтением поэмы Вордсворта «Прогулка» (1814).
вернуться
384
Чувства республиканца при падении Бонапарта. — Написано в 1816 году, опубликовано вместе с поэмой «Аластор».
вернуться
385
Закат. — Стихотворение полностью опубликовано в 1824 г.
вернуться
386
Гимн интеллектуальной красоте. — Написано, по всей вероятности, в Швейцарии летом 1816 года во время поездки вокруг Женевского озера; Шелли совершал ее вместе с Байроном, с которым тогда только что познакомился. Впервые опубликовано 19 января 1817 года в газете «Экзаминер». Как поясняет Мэри Шелли, стихотворение написано под впечатлением образа Сен-Пре из читавшейся поэтом в то время «Новой Элоизы» Руссо.