Ну, что ж! Ты счастлива… Теперь
И мне счастливым стать пора;
Всем сердцем я хочу, поверь,
Тебе, как прежде, лишь добра.
Счастливчик муж — наносит он
Мне боль удачливой судьбой;
Но гнев — о, сердце! — исцелен
Лишь тем, что он пленен тобой.
Мне мог ребенок твой, шутя,
Улыбкой сердце разорвать…
Но я не мог винить дитя —
Целуя сына, видел мать.
Я видел мать, хотя отца
Он мне напоминал сильней,
Твои глаза с его лица
Дарили свет любви моей.
Прощай же, Мэри! Я уйду:
Ты счастлива — к чему роптать?
Но будем врозь, чтоб, на беду,
Не стал бы я твоим опять.
Я думал — время, гордость, стыд
Остудят пыл минувших лет,
Но если ты вблизи — горит
Он — прежний и надежды нет.
К спокойствию приговорен,
Я снова чувствам властелин.
Преступный трепет усмирен,
И нерв не дрогнет ни один!
Ты ищешь на лице моем
Смятенья и смущенья знак;
Сегодня лишь одно на нем —
Отчаянья спокойный мрак.
Прочь! Ухожу! Былой мечты
Не захвачу с собою в путь.
О вечность Леты! Где же ты?
Умри, душа, или забудь!
Прости! Коль могут к небесам
Взлетать молитвы о других,
Моя молитва будет там,
И даже улетит за них!
Что пользы плакать и вздыхать?
Слеза кровавая порой
Не может более сказать,
Чем звук прощанья роковой!..
Нет слез в очах, уста молчат,
От тайных дум томится грудь,
И эти думы вечный яд, —
Им не пройти, им не уснуть!
Не мне о счастье бредить вновь, —
Лишь знаю я (и мог снести),
Что тщетно в нас жила любовь,
Лишь чувствую — прости! прости!
Пора! Прибоя слышен гул,
Корабль ветрила развернул,
И свежий ветер мачту гнет,
И громко свищет, и поет;
Покину я мою страну:
Любить могу я лишь одну.
Но если б быть мне тем, чем был,
Но если б жить мне так, как жил,
Не рвался я бы в дальний путь!
Я не паду тебе на грудь
И сном блаженным не засну…
И все ж люблю я лишь одну.
Давно не видел я тот взгляд,
Причину горя и отрад;
Вотще я не жалел труда
Забыть о нем — и навсегда;
Да, хоть я Альбион кляну,
Любить могу я лишь одну.
Я одинок средь бурь и гроз,
Как без подруги альбатрос.
Смотрю окрест — надежды нет
Мне на улыбку, на привет;
В толпе я шумной потону —
И все один, люблю одну.
Прорезав пенных волн гряду,
Я на чужбине дом найду,
Но, помня милый, лживый лик,
Не успокоюсь ни на миг
И сам себя не обману,
Пока люблю я лишь одну.
Любой отверженный бедняк
Найдет приветливый очаг,
Где дружбы иль любви тепло
Его бы отогреть могло…
Кому я руку протяну,
Любя до смерти лишь одну?
Я странник, — но в какой стране
Слеза прольется обо мне?
В чьем сердце отыскать бы мог
Я самый скромный уголок?
И ты, пустив мечту ко дну,
Смолчишь, хоть я люблю одну.
Подробный счет былых потерь, —
Чем были мы, что мы теперь, —
Разбил бы слабые сердца,
Мое же стойко до конца,
Оно стучит, как в старину,
И вечно любит лишь одну.
И чернь тупая не должна
Вовек узнать, кто та «одна»;
Кем презрена любовь моя,
То знаешь ты — и стражду я…
Немногих, коль считать начну,
Найду, кто б так любил одну.
Плениться думал я другой,
С такой же дивною красой,
Любить бы стало сердце вновь,
Но из него все льется кровь,
Ему опять не быть в плену:
Всегда люблю я лишь одну.
Когда б я мог последний раз
Увидеть свет любимых глаз…
Нет! Плакать я не дам о том,
Кто страждет на пути морском,
Утратив дом, мечту, весну,
И все же любит лишь одну.
Наполняйте стаканы! Не правда ль, друзья,
Веселей никогда не кипела струя!
Пьем до дна — кто не пьет? Если сердце полно,
Без отравы веселье дарит лишь вино.
Все я в мире изведал, что радует нас,
Я купался в лучах темнопламенных глаз,
Я любил, — кто не любит? — но даже любя,
Не назвал я ни разу счастливым себя.
В годы юности, в бурном цветенье весны,
Верил я, что сердца неизменно верны,
Верил дружбе, — кого ж не пленяет она? —
Но бывает ли дружба вернее вина!
За любовью приходит разлуке черед,
Солнце дружбы зашло, но твое не зайдет,
Ты стареешь, — не всем ли стареть суждено? —
Но лишь ты чем старее, тем лучше, вино.
Если счастье любовь уготовила нам,
Мы другому жрецу не откроем свой храм,
Мы ревнуем, — не так ли? — и друг нам не друг,
Лишь застольный чем больше, тем радостней круг.
Ибо юность уходит, подобно весне,
И прибежище только в пурпурном вине,
Только в нем — и недаром! — увидел мудрец
Вечной истины кладезь для смертных сердец.
Упущеньем Пандоры [302] на тысячи лет
Стал наш мир достояньем печалей и бед.
Нет надежды, — но что в ней? — целуйте стакан,
И нужна ли надежда! Тот счастлив, кто пьян!
Пьем за пламенный сок! Если лето прошло,
Нашу кровь молодит винограда тепло.
Мы умрем, — кто бессмертен? — но в мире ином
Да согреет нас Геба [303] кипящим вином!
