И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,
И во храме Ваала низвержен кумир,
И народ, не сраженный мечом до конца,
Весь растаял, как снег, перед блеском творца!
И дух предо мною прошел. Я узрел
Бессмертного лика бесславный удел.
Все спят. Но в бессоннице передо мной
Явился бесплотный он, словно сквозной.
И дрогнула плоть вплоть до взмокших волос,
Когда мой пришелец ночной произнес:
«Прав человек иль бог? И разве чище
Вы, люди на духовном пепелище?
Живущие в пыли, созданья праха,
Вас червь переживет, не зная страха.
Игра мгновенья, отблеск увяданья,
Вас губит ночь, вас ослепляет знанье»
Они, казалось, так близки!
Но больно жалят языки.
А постоянство лишь в раю,
А мы доверчивы весьма.
Подозревать любовь свою
Не значит ли сходить с ума?
И не нашлась любовь другая.
Не залечить сердечной боли,
Когда единство раскололи,
И два утеса друг без друга,
И между ними океан,
И снег напрасно сыплет вьюга,
Напрасно хлещет ураган:
Видны рубцы глубоких ран.
Кольридж. Кристабель
Что ж, прости — пускай навеки!
Сколько хочешь ты мне мсти,
Все равно мне голос некий
Повторить велит: «Прости!»
Если б только можно было
Пред тобой открыть мне грудь,
На которой так любила
Сном беспечным ты заснуть, —
Сном, нарушенным отныне, —
Сердцем доказать бы мог
Я тебе в твоей гордыне:
Приговор твой слишком строг!
Свет злорадствует недаром,
Но хотя сегодня свет
Восхищен твоим ударом,
Верь мне, чести в этом нет.
У меня грехов немало.
Не казни меня, постой!
Обнимала ты, бывало,
Той же самою рукой.
Чувству свойственно меняться.
Это длительный недуг,
Но когда сердца сроднятся,
Их нельзя разрознить вдруг.
Сердце к сердцу льнет невольно.
Это наша льется кровь.
Ты пойми, — подумать больно! —
Нет, не встретимся мы вновь!
И над мертвыми доселе
Так не плакало родство.
Вместо нас теперь в постели
Пробуждается вдовство.
Истомимся в одиночку.
Как научишь, наконец,
Без меня ты нашу дочку
Выговаривать: «Отец»?
С нашей девочкой играя,
Вспомнишь ты мольбу мою.
Я тебе желаю рая,
Побывав с тобой в раю.
В нашу дочку ты вглядишься,
В ней найдешь мои черты,
Задрожишь и убедишься,
Что со мною сердцем ты.
Пусть виновный, пусть порочный.
Пусть безумный, — не секрет! —
Я попутчик твой заочный.
Без тебя надежды нет.
Потрясен, сражен, подкошен,
Самый гордый средь людей,
Я поник, — тобою брошен,
Брошен я душой моей.
Все мои слова напрасны.
Как-нибудь себя уйму.
Только мысли неподвластны
Повеленью моему.
Что ж, простимся! Век мой прожит,
Потому что все равно
Больше смерти быть не может,
Если сердце сожжено.
Ни одна не станет в споре
Красота с тобой.
И, как музыка на море,
Сладок голос твой!
Море шумное смирилось,
Будто звукам покорилось,
Тихо лоно вод блестит,
Убаюкан, ветер спит.
На морском дрожит просторе
Луч луны, блестя.
Тихо грудь вздымает море,
Как во сне дитя.
Так душа полна вниманья,
Пред тобой в очарованье;
Тихо все, но полно в ней,
Будто летом зыбь морей.
Когда сгустилась мгла кругом
И ночь мой разум охватила,
Когда неверным огоньком
Едва надежда мне светила,
В тот час, когда, окутан тьмой,
Трепещет дух осиротелый,
Когда, молвы страшась людской,
Сдается трус и медлит смелый,
Когда любовь бросает нас
И мы затравлены враждою, —
Лишь ты была в тот страшный час
Моей немеркнущей звездою.
Благословен твой чистый свет!
Подобно оку серафима,
В годину злую бурь и бед
Он мне сиял неугасимо.
При виде тучи грозовой
Еще светлее ты глядела,
И, встретив кроткий пламень твой,
Бежала ночь и тьма редела.
Пусть вечно реет надо мной
Твой дух в моем пути суровом.
Что мне весь мир с его враждой
Перед твоим единым словом!
Была той гибкой ивой ты,
Что, не сломившись, буре внемлет
И, словно друг, клоня листы,
Надгробный памятник объемлет.
Я видел небо все в огне,
Я слышал гром над головою,
Но ты и в бурный час ко мне
Склонялась плачущей листвою.
О, ни тебе, ни всем твоим
Да не узнать моих мучений!
Да будет солнцем золотым
Твой день согрет, мой добрый гений!
Когда я всеми брошен был,
Лишь ты мне верность сохранила,
Твой кроткий дух не отступил,
Твоя любовь не изменила.
На перепутьях бытия
Ты мне прибежище доныне,
И верь, с тобою даже я
Не одинок в людской пустыне.
